Уход СССР с исторической сцены был частью неизбежного процесса распада колониальных империй. Чем быстрее российские власть и общество избавятся от имперского сознания, тем лучше для них
19 августа исполняется 25 лет попытке государственного переворота в Советском Союзе. К этому времени четверть века назад к Москве уже подходила бронетехника Таманской и Кантемировской дивизий, Борис Ельцин срочно прибыл в Белый дом, чтобы позже организовать сопротивление, а Михаил Горбачев оказался под домашним арестом на даче в Крыму.
События 25-летней давности сейчас по-разному воспринимаются в стране, во многом потому, что совпали с распадом Советского Союза и проведением политических, экономических и социальных реформ. Некоторые были крайне успешные, какие-то привели к спорным результатам, провал других признан самими реформаторами. Но нельзя отрицать, что страна, которую сейчас мы видим за окном, во многом построена по результатам событий 1991 года.
Проведенные к годовщине мероприятия опросы показали, насколько неоднозначно россияне относятся к недавнему прошлому своей страны. Так, например, среди респондентов «Левада-центра» на вопрос о том, кто был прав в те дни, 15% указали на членов ГКЧП, 13% — на их противников. 33% затруднились ответить, а 39% «не успели разобраться в ситуации», которая была 25 лет назад.
Пока столичная мэрия затягивает с согласованием акций, связанных с годовщиной событий 25-летней давности. Как правило, эти даты использует для проведения своих мероприятий организации либерального фланга российского политического спектра.
Обозреватель Василий Измайлов в разговоре с «Полит.ру» рассказал, что противостояние в августе 1991 году было куда более глубоким, чем многим представляется тогда или сейчас. Тогда антикоммунисты противостояли не коммунистам, как им казалось, а некоей другой силе, четко сформировать позиции которой мы до сих пор не можем.
ГКЧП представлял традиционное советское общество и традиционные советские ценности — в первую очередь социальную иерархию распоряжений, назначений и даже питания, она была представлена системой блата.
Те, кто был против ГКЧП, эти многочисленные иерархии отрицали — причем по самым разным причинам, кто-то по идейным, кто-то из-за того, что не смог встроиться.
ГКЧП был наследником традиционного российского общества, одной из основных категорий которого был чин — в этом советская система была удивительно похожа на дореволюционную Россию.
В итоге слом, символом которого оказался августовский путч, оказался сломом персональных ценностей. То место, которое ранее занимала социализация, какие бы уродливые формы на не принимала, стали занимать деньги, в самом широком смысле этого слова. Хорошо это или плохо, сказать пока невозможно, общество находится только в середине пути, но уже можно видеть, что промежуточными результатом стали деморализация и дегуманизация. Не легче даже от того, что подобное развитие общества является мировым трендом.
Характерно, что в августе 1991 года победить путчистов могла только коалиция различных сил — во-первых потому, что советская власть слишком многим мешала, а во-вторых потому, что свои позиции она не стала бы уступать так просто. Борис Ельцин хоть и пришел к власти как выдвиженец коалиции, но достаточно быстро почувствовал прелести самовластия и успешно нивелировал ее.
Но место идеологической коалиции заняла коалиция имущественная. Люди изменили лозунги в поддержку демократических ценностей, как это тогда называлось, на призывы к обогащению. В итоге люди и правда стали обогащаться — а не искать лучшей жизни. Новая коалиция представляла из себя власть, которая была заинтересована в модернизации как главном условии своего выживания, и людей, которые хотели обогащаться и им для этого нужно было использовать властные механизмы.
До сих пор симбиоз этих двух сил зачастую является определяющим. У государства свои задачи, цели и интересы, а у общества, которое взращено на материальных ценностях, цель — умножение индивидуального капитала. Плохо это или хорошо, судить, опять же, невозможно, но основа этого дуализма была заложена именно тогда, 19 августа 1991 года на Краснопресненской набережной Москвы.